Всего в лагере участвовали примерно 20-30 детей из 40 живущих в ПВР, с ребятами работали 10 вожатых – педагогов и тьюторов. Было много творчества и настолок, шахматы, оригами, увлекательная математика и английский, один день с детьми и взрослыми по их запросу работал психолог-логопед.
Подробности и размышления на тему читайте в коллективном интервью команды Ани Хораськиной.
Приводим фрагменты их рассказа "как есть" - прямую речь, которая хотя бы немного создает эффект присутствия и позволяет почувствовать, что мы делаем, и как планы и концепции сталкиваются с реальностью, которую никто из нас раньше даже не представлял.
Команда
«У нас была сложность в начале — не было директора до конца первого дня. Директор готовилась, она очень много сделала всего сама, но она очень устала на предыдущей смене. Поэтому организация началась в конце первого дня.
Была Галия и ее мама, они вышли на нас через Юлю, они работали в библиотеке в Туле. Аня с Сашей учителя, Фаня и Юра тоже. Были Вера и ее дочка Люся, приезжала психолог – логопед на полдня, Ася – дизайнер, Эльвира – творчество.
До начала смены я знала ноль людей. В начале было очень сложно, нас было 3 человека, весь день был забит. Мы с Сашей в панике осваивали глину, и теперь мы можем научить вас делать тарелочки.
На третий день мы словили дзен, все приехали, все стало ок, и мы успевали отдыхать. Но к концу лагеря дети разыгрались, а мы устали. Если бы нас было чуть побольше, было бы легче. В целом мы чуть больше устали, чем на других сменах».
«Вообще в этом ПВР были самые тяжелые условия, и у смены было много форс мажоров. Спасибо всем ребятам! Я вас всех обнимаю и очень благодарю».
Дети
«В этом ПВР нам дали разбивку по возрастам, что редкость. Мы считали всех детей, чтобы понять, не оставляем ли мы кого-то в стороне.
Было очень много подростков, которых мы не видели, они сидели у себя. Некоторые подростки уже нашли работу, мы никак не могли их включить. Они пришли расписывать сумки, но потом они спрятались, как мы ни пытались наладить контакт. Они не общаются между собой, день занят. У них между собой больше конфликтов, чем у детей. За исключением этих подростков, остальные включались, участвовали.
Что меня поразило – дети не делились на группы вообще, то есть выбор занятий не работал, дети хотели все делать вместе».
«Им не очень интересно участвовать в том, что напоминает им школу, что напоминает обязаловку. «Лето и английский?...» Я пыталась объяснить, как поставить линейный мат двумя ладьями, но они уходили в другую комнату…»
«У меня есть опыт работы в нескольких ПВР, и я могу сказать, что это была сложная смена. Многие дети приехали всего лишь месяц назад. Они отличались от детей, с которыми мы работали раньше — чуть более замкнутые, немного сами в себе».
«Не вижу никаких особенностей, просто дети. Потом я послушала подростков и офигела, но в целом мне кажется, что особенный подход будет только вредить».
«Там была девочка с ранением, которая много лежала в больницах и рассказывала об этом. У них в принципе психика гибкая, нужно просто самому не сильно шокироваться этим».
«Единственное — у них немного другие реакции, если у них что-то идет не по плану. Ее мальчик ударил по руке, у нее случилась паническая атака. Или мальчик 4-х летний, развитый, позитивный, потом что-то случилось, его переключало, это была истерика на 2 часа».
«А вообще это дети, очень заботящиеся друг о друге. Изначально они тусили все вместе. Дети 10-11-12 очень хорошо общались, хотя есть разобщенность между мальчиками и девочками.
Много братьев и сестер. Старшие подростки ведут себя как взрослые, следят за младшими».
«ПВР — это люди, которые оказались объединены не по собственному желанию, а по стечению обстоятельств. При этом именно на этой смене была изначально очень сплоченная тусовка детей. Я с ними играла в мафию, у них очень классные социальные навыки, они ловят друг друга с полуслова. Но есть несколько ребят, не попавших в эту тусовку. Эту проблему не удалось решить».
«Из-за того, что было мало детей – устанавливались более личные контакты, дети рассказывают личные истории. Мы жили вместе, с каждым общались, каждого знали».
Что делали
«Не то, чтобы первый день — знакомство — пошел не так, как хотелось бы. У нас не было «как хотелось бы». Он пошел, как пошел. У нас была идея, что дети поделятся на 3 группы, и они будут заниматься. Но они не поделились. Тогда мы сделали три активности по очереди, два стола - мальчиков и девочек, и мы показали возможности - лепили, рисовали, погуляли, показали мультик. Чтобы они просто посидели с нами и поняли, что мы достаточно безопасные.
В самом начале Галия поймала их в тот момент, когда тетенька полицейская отчитывала их за то, что они ведут себя отвратительно – и это было наше начало лагеря».
«Мы классно гуляли».
«Мальчишки будут играть в шахматы».
«Галия организовала создание эпохальной ходилки на лесную тему. Утром ребята нарисовали игру, а после обеда устроили соревнование по её прохождению! Получилось круто и масштабно».
«Ходилка взлетела неожиданно! Детям очень нравится масштаб. Когда ты раскладываешь перед ними несколько ватманов, и они могут это вместе красить, это заходит очень хорошо. А если еще внутри большой задачи есть много мелких задач – можно раскрасить, тыкать дыроколом…
Любое рисование заходило невероятно. Конечно, все дети были в краске, и родители нам пеняли, что мы убили всю одежду».
«Прикольно, что Галия снимала мультики, и вечером перед показом мы показывали их собственный мультик, и им это очень нравилось, хотя это не было что-то сверхвеликое. Но им важно быть причастным к чему-то большому».
«Попытки работы на результат были крошечными. Мы честно пытались проводить занятия, придумали занятие по английскому, но пришло ноль человек. Не было запроса от детей, поэтому мы забили на занятия».
«Важнее процесс, а не результат».
«Арт-терапия – мы решили что это не нужно и нецелесообразно, а важнее просто порисовать, или сделать что-то еще».
«Библиотека местная очень зашла – в ней есть плейстейшн, они два часа ходили искали по всему ПВР того, кто может их отвести туда. Полчаса ходу, но эти дети только благодаря лагерю оказались там. Сотрудники библиотеки ходили в ПВР и проводили мероприятия, но идеи привести детей не пришло никому».
«У нас есть чат, в котором пишут ребята, он очень хорошо зашел. Они сказали жаль что уезжаете, но мы будем общаться в чате. Правда вот у меня был контакт с более маленькими детьми - с ними сложно так общаться».
«Мы попробовали сделать вечерние посиделки, к нам пришло достаточно много подростков. Но после этого осталось двое, которым было важно общение с нами. Мы хотели сделать вечер анимации, но они сказали, что им интересно просто поговорить».
«Подростков было сложно куда-то собрать. На следующий день в поход на речку пришло всего два человека, правда там был день рожденья, и часть подростков что-то готовили к этому… Они остались тусить в холле. Я не поняла, это был провал, или это нормально и хорошо».
«Я считаю, что надо что-то делать для них. Мне пока сложно сказать, что это может быть. В Ростове конечно круто, что подростки включились. А наши - у меня сложилось впечатление, что они подумали типа «Что за кринж – вы приехали занимать детей, вот их и занимайте».
«Меня обвели на бумаге, и внутри меня стали располагать внутренние органы. Мы шутили, что они будут помнить того, кого обводили».
Взрослые
«Есть доля беспокойства родителей, например одна мама подходила ко мне и спрашивала, кто мы такие?»
«Я иногда разговаривала со взрослыми. Была бабушка, которая на нас ругалась, например, за то что мы все заляпали пластилином. Но вообще все взрослые были рады, потому что мы занимали чем-то детей, так как дети сидят в четырех стенах».
«На 4 день я пошла в общую курилку, и там было общение. Им было интересно кто мы, что мы, откуда у нас деньги».
«Один раз взрослые попросили у нас проектор, но они так и не дошли до нас. Еще были запросы к нам как к волонтерам, что-то мелкое».
Место
«Условия у нас были тяжелые – гостиница с одним туалетом на этаже».
«Гостиница достаточно маленькая и закрытая, им некуда выходить, это сыграло важную роль. Нам дали холлы, я когда маленькая была в санатории, там такие были. После ужина мы спускались на 3 этаж, чтобы не тревожить взрослых, которые хотели отдохнуть, посмотреть телевизор.
Перед ПВР была большая площадка, незанятая, потом туда приехал рыночек. Мы там играли в шахматы и болтали. Нам дали пластиковые столы и стулья».
Мысли на будущее. Какую задачу мы решаем?
«Для чего вовлекать подростков? В процессе мы такими глубокими вопросами не задавались. Нам хотелось побольше вовлечь и получить какую то стабильность. Меня нестабильность подкашивала».
«У меня было ощущение, что мы хотим сделать так, чтобы им дальше было нескучно и неплохо».
«Одна из задач – показать возможности. Возможности, куда можно приходить, что делать».
«Для меня это не первый опыт взаимодействия с другими детьми – они находятся в других условиях, чем я. И я ставила задачу - сократить расстояние между миром этих людей и людьми, которые здесь всегда жили. Это закрытая система, они общаются только со своими».
«Ввести роль значимого взрослого. Дать контакты, какие-то ниточки, с которыми они могут обратиться к нам. Поэтому для меня важно, чтобы как можно больше детей в этом участвовали».
«Многие из них выбирают остаться. Я хочу, чтобы у них не было ощущения, что они здесь затягиваются в какое-то болото.
Я хочу найти какой-то новый язык. Например, мы разговорились с девочкой – подростком, она говорила пессимистично, за нее все решают родители. Она хочет быть дизайнером одежды. Но они находятся внутри своего мирка. Я сказала, что у меня много друзей дизайнеров, и она была вдохновлена».
«Я отчетливо вижу разницу между условиями, в которых оказались люди в разных ПВР, в разных городах. У них нет выбора между ПВР, они могут выбирать только в ПВР им жить или на квартире. Как минимум, ПВР это крыша и бесплатное питание.
Для меня это важный вопрос и важная задача, и пока я не вижу, чтобы она решалась: интеграция тех, кто здесь живет в ПВР, с местным сообществом, с городом.
Гостиница находится в городе, территория позволяет выйти и гулять вокруг. Это с трудом происходит или не происходит вообще. Они боятся преодолеть этот барьер, и их не готовы принимать. Они как в резервации.
Ожидания от моего участия в этом проекте - они именно такие: с помощью недельного островка радости понять, что детям нужно (я работник библиотеки, у нас есть разнарядка и график, мы ездили туда, но мы точно не пытались понять, что им нужно, а с помощью лагеря у меня возникло такое понимание) и связать их, интегрировать в местное сообщество.
Интересовались ли местные происходящим, были ли контакты с местным миром? Я прекрасно понимаю, что эти люди, которые приезжают делать наши лагеря – это обычные люди, я пытаюсь понять, почему у нас в большой талантливой области не находятся такие, не находятся те люди, которые могли бы хотя бы частичку подхватить. Вчера в нашу библиотеку пришли 15 человек из ПВР, и были местные старшеклассники, они не стали никак контактировать, хотя я их попросила…»
«Я была в самом большом количестве лагерей из всех присутствующих. Очень заметна сегрегация. О беженцах говорят, понизив голос. Родители дают своим детям понять, что лучше быть осторожными. Но все равно они пойдут все в школу, и так или иначе эта ситуация разрулится. У школы будет огромное количество проблем, но все равно это будет хорошо.
В каждом ПВР была своя задача. Ты приезжаешь и видишь конкретику. Если формулировать задачу для всех лагерей – нормализация, создать психологическую, эмоциональную опору, нормальную жизнь.
Они в полном состоянии неопределенности.
Это очень тонкая задача, потому что может так оказаться, что мы уедем, и все станет еще хуже. Для некоторых детей получается решить ее очень серьезно, а кому-то только показать варианты».
«Я не ехала с какой-то задачей, что я хочу что-то сделать. Мне в первые дни сказали идею, чтобы они могли сами себя занимать, что мы закладываем что-то на будущее».
«Я не знаю, должны ли мы что-то делать, чтобы дети общались между собой более этично, или наоборот… Уезжала с пониманием, что там остались вещи, которые надо делать, но мы этого не можем».
«Какие-то вещи для меня остались непонятными. Содержание для меня пропало, если будет возможность посмотреть еще раз, в другом лагере, возможно я попробую».
«Специфика каждого ПВР показывает нам разные задачи».
«Я переживаю, что не могу найти единомышленников среди своих коллег. Они либо не понимают, зачем это надо, либо не понимают, чем они могут быть полезными.
Я говорю «Эти ребята приехали из-за границы», и их немного побаиваются, воспринимают как особенных. «На экскурсии бесятся – ну они же беженцы», как будто наши не бесятся…»
«Взаимно интегрировать детские сообщества, которые находятся где-то рядом - это очень крутая тема, и это может стать задачей. Я бы думала о том, какую общую деятельность можно организовать. Например если это парк — это ролевая игра, в которой могут принять участие все прохожие. Можно делать общие акции, в которых участвуют эти дети».
Финансовый отчёт о смене.
