Рассказ команды Ани Боклер о смене в одном из Тверских ПВР, прошедшей 1-7 июня
«В целом там живет около 40-50 человек, на наши занятия приходили от 10 до 20 детей. Люди живут там год, именно в этот ПВР новенькие не приезжают. Люди никуда не собираются, все живут в Твери. Большинство имеют долгосрочные перспективы остаться в ПВР, несколько человек переезжают в квартиры. Впервые, получая за ту же самую безработицу какие-то деньги, они чувствуют себя хорошо…
…Идея жить в ПВР кажется достаточно здравой, можно накопить денег. Некоторые за год смогли сделать взнос на квартиру, сделать вклад в будущее. Есть люди, которые если переедут, то лишатся много чего. Ну даже например билеты в кукольный театр… Есть группа людей, которые взяли ипотеку… В общем, для многих ПВР - это чем дольше, тем лучше. Куда им деваться? У людей в возрасте нет шансов, большие проблемы с работой… Или вот Антонина – ей под 50, у нее трое детей, что ей делать? Кстати, она очень хочет вернуться в Украину, но боится. Очень у многих людей в ПВР родственники, дети в Украине…»
«В целом там живет около 40-50 человек, на наши занятия приходили от 10 до 20 детей. Люди живут там год, именно в этот ПВР новенькие не приезжают. Люди никуда не собираются, все живут в Твери. Большинство имеют долгосрочные перспективы остаться в ПВР, несколько человек переезжают в квартиры. Впервые, получая за ту же самую безработицу какие-то деньги, они чувствуют себя хорошо…
…Идея жить в ПВР кажется достаточно здравой, можно накопить денег. Некоторые за год смогли сделать взнос на квартиру, сделать вклад в будущее. Есть люди, которые если переедут, то лишатся много чего. Ну даже например билеты в кукольный театр… Есть группа людей, которые взяли ипотеку… В общем, для многих ПВР - это чем дольше, тем лучше. Куда им деваться? У людей в возрасте нет шансов, большие проблемы с работой… Или вот Антонина – ей под 50, у нее трое детей, что ей делать? Кстати, она очень хочет вернуться в Украину, но боится. Очень у многих людей в ПВР родственники, дети в Украине…»
«Они многие там сложные люди, например родители, которые никогда не работали… Хочется сказать: «Как бы детей извлечь на другой уровень, как им помочь?» Но я так не смотрю. Ну вот есть такая семья, это их пространство, а мы даже не постоянный проект, как школа».
«Детей этого ПВР я видела впервые, и мне показалось, что там нет ультра проблемных семей, как в другом тверском ПВР. Здесь дети часто записаны на кружки, и не куда их затаскивают как беженцев, а просто их пошли родители и записали».
«Их сильно больше выводят в жизнь, чем в другом ПВР. Но опять же, есть большая замкнутость. Странно и жаль, что люди не знакомятся в школах, не находят себе друзей. Хотелось познакомить хотя бы беженцев с беженцами… Мы брали детей из другого ПВР и встречали их, и это было очень важно… Уже второй год дети из того ПВР упрашивают поехать в «Чайку». Это муниципальный лагерь в Тверской области, там все бесплатно, можно поехать на все лето. Многие уехали, мы взяли тех кто не уехал (у них не справились семьи с бумагами), и возили к нам на занятия. Много обсуждали разницу и сходство в ПВР, было видно, что и те и те впервые видят людей из другого ПВР».
«Мне показалось важным для начала хотя бы познакомить их между собой, но это естественно закончилось конфликтом. Условия очень разные, в этом ПВР сильно хуже, люди сильно поругались, но так или иначе они друг с другом познакомились. Теперь у них есть телефоны друг друга, и я знаю, что они общаются. Они просили сделать хотя бы еще один такой общий день».
«Взрослых я видела совсем чуть-чуть, только тех, кто были на первой встрече с нами, в основном я общалась с детьми. Какая им нужна помощь? Этот вопрос стоит передо мной до сих пор. Я следила за этим проектом. В первое время с ними просто пребывали. Я была готова к тому, что те планы, которые я предложила, могут пойти в другом направлении, и возможно моей основной задачей будет просто поддерживать детей и следовать за их инициативой. В целом у меня было впечатление, что это обычные дети, которые как-то играют, взаимодействуют, знакомятся, сидят в телефонах, катаются на велосипедах и самокатах. Единственное - что они сидят в замкнутом пространстве...
…Я планирую поехать на еще одну смену, и попробую сделать что-то еще. В какой-то момент у меня сложилось впечатление, возможно неверное, что для многих детей это не так и важно. Пришли какие-то люди, что-то делают, но может быть лучше поиграть в мяч? Я думала, как сделать так, чтобы не надо было мотивировать, чтобы это было само по себе ценностью. Как сделать так, чтобы ценности, которые несет проект, сработали; чтобы это принесло какое-то изменение, чтобы это было в их жизни, неважно где?
…Я знаю, что принести добро нельзя. Но можно продемонстрировать те ценности, которые я сама несу, принести самого себя. Но не всегда то, какая я, подходит этим людям и этим детям.
…Я обнаружила разницу между детьми из разных ПВР, из другого ПВР дети были более мотивированные, им было интересно посмотреть на других людей. Не все дети одинаковые, это зависит не только от ситуации, но и от того что с ними было раньше».
«…В целом ассимиляция не происходит ни у детей, ни взрослых. Я связываю это с какой-то странной, необъяснимой беспомощностью: «Нет, я не буду это делать, потому что это очень сложно и очень непонятно». Таких людей очень много. Поэтому взрослые не социализируются…»
«Детей этого ПВР я видела впервые, и мне показалось, что там нет ультра проблемных семей, как в другом тверском ПВР. Здесь дети часто записаны на кружки, и не куда их затаскивают как беженцев, а просто их пошли родители и записали».
«Их сильно больше выводят в жизнь, чем в другом ПВР. Но опять же, есть большая замкнутость. Странно и жаль, что люди не знакомятся в школах, не находят себе друзей. Хотелось познакомить хотя бы беженцев с беженцами… Мы брали детей из другого ПВР и встречали их, и это было очень важно… Уже второй год дети из того ПВР упрашивают поехать в «Чайку». Это муниципальный лагерь в Тверской области, там все бесплатно, можно поехать на все лето. Многие уехали, мы взяли тех кто не уехал (у них не справились семьи с бумагами), и возили к нам на занятия. Много обсуждали разницу и сходство в ПВР, было видно, что и те и те впервые видят людей из другого ПВР».
«Мне показалось важным для начала хотя бы познакомить их между собой, но это естественно закончилось конфликтом. Условия очень разные, в этом ПВР сильно хуже, люди сильно поругались, но так или иначе они друг с другом познакомились. Теперь у них есть телефоны друг друга, и я знаю, что они общаются. Они просили сделать хотя бы еще один такой общий день».
«Взрослых я видела совсем чуть-чуть, только тех, кто были на первой встрече с нами, в основном я общалась с детьми. Какая им нужна помощь? Этот вопрос стоит передо мной до сих пор. Я следила за этим проектом. В первое время с ними просто пребывали. Я была готова к тому, что те планы, которые я предложила, могут пойти в другом направлении, и возможно моей основной задачей будет просто поддерживать детей и следовать за их инициативой. В целом у меня было впечатление, что это обычные дети, которые как-то играют, взаимодействуют, знакомятся, сидят в телефонах, катаются на велосипедах и самокатах. Единственное - что они сидят в замкнутом пространстве...
…Я планирую поехать на еще одну смену, и попробую сделать что-то еще. В какой-то момент у меня сложилось впечатление, возможно неверное, что для многих детей это не так и важно. Пришли какие-то люди, что-то делают, но может быть лучше поиграть в мяч? Я думала, как сделать так, чтобы не надо было мотивировать, чтобы это было само по себе ценностью. Как сделать так, чтобы ценности, которые несет проект, сработали; чтобы это принесло какое-то изменение, чтобы это было в их жизни, неважно где?
…Я знаю, что принести добро нельзя. Но можно продемонстрировать те ценности, которые я сама несу, принести самого себя. Но не всегда то, какая я, подходит этим людям и этим детям.
…Я обнаружила разницу между детьми из разных ПВР, из другого ПВР дети были более мотивированные, им было интересно посмотреть на других людей. Не все дети одинаковые, это зависит не только от ситуации, но и от того что с ними было раньше».
«…В целом ассимиляция не происходит ни у детей, ни взрослых. Я связываю это с какой-то странной, необъяснимой беспомощностью: «Нет, я не буду это делать, потому что это очень сложно и очень непонятно». Таких людей очень много. Поэтому взрослые не социализируются…»
«Я не уверена, что это происходит в рамках ПТСР и что до войны было по-другому. Это разница культур, жизнь в России и на Украине – разная. Человек везет с собой ту жизнь, в которой он раньше жил. Я обегала много кружков и центров, думая о том, что людям надо просто показать. Но я сталкиваюсь с тем, что у человека есть запрос на помощь, но он просто не понимает, как ее получить. И не получается установить такой коннект, чтобы человек стал сам что-то делать. Другие акценты, другое видение ситуации…»
«…Я хотела выстраивать горизонтальные связи, выход из гетто. Я пыталась делать им афишу. Или вот я думаю - почему не сделать с ними волонтерскую смену? Например, есть такой проект в Торопце, «Чистый лес» – волонтерская некоммерческая штука, для детей – сирот медвежат, у них есть смены, они набирают вожатых, кто-то из наших даже захотел поехать, но потом кто-то не отпустил… Они очень много чего боятся… Год это слишком мало. Но все равно они изменились, меняются, открываются. Надо больше делать с ними выходы в лес, походы, к третьим лицам. Ну просто это жизнь по-человечески. Человеческие, дружеские отношения, горизонтальные связи – такая вещь работает. Единственный минус - как добраться до Торопца, кто все это будет оплачивать?»
«Я считаю, первое – нужно разговаривать с родителями и выяснять, чего они хотят, какая нужна помощь. Мы говорили, что все зависит от родителей. Даже когда мы организуем лагерь, мы не можем нести ответственность за этих детей, родители должны быть как-то вовлечены. Нужно просто собирать родителей и говорить с ними, понимать очень конкретно, что это за люди, кто готов с нами сотрудничать? Нужен агент влияния непосредственно внутри ПВР».
«…Я хотела выстраивать горизонтальные связи, выход из гетто. Я пыталась делать им афишу. Или вот я думаю - почему не сделать с ними волонтерскую смену? Например, есть такой проект в Торопце, «Чистый лес» – волонтерская некоммерческая штука, для детей – сирот медвежат, у них есть смены, они набирают вожатых, кто-то из наших даже захотел поехать, но потом кто-то не отпустил… Они очень много чего боятся… Год это слишком мало. Но все равно они изменились, меняются, открываются. Надо больше делать с ними выходы в лес, походы, к третьим лицам. Ну просто это жизнь по-человечески. Человеческие, дружеские отношения, горизонтальные связи – такая вещь работает. Единственный минус - как добраться до Торопца, кто все это будет оплачивать?»
«Я считаю, первое – нужно разговаривать с родителями и выяснять, чего они хотят, какая нужна помощь. Мы говорили, что все зависит от родителей. Даже когда мы организуем лагерь, мы не можем нести ответственность за этих детей, родители должны быть как-то вовлечены. Нужно просто собирать родителей и говорить с ними, понимать очень конкретно, что это за люди, кто готов с нами сотрудничать? Нужен агент влияния непосредственно внутри ПВР».
«…Про организацию. Для того, чтобы создавать изменения, должна быть очень хорошая организация – временная, финансовая и т.д. Например, мы приехали и поняли, что дети совсем других возрастов, и мы очень сильно пролетели с программой. Каждый такой маленький кусочек должен быть продуман, но для этого нет ресурса. Но без этого не получится найти возможности для широких изменений внутри.
Следующий момент для меня связан со смыслами. Когда Саша говорит, что нужно ходить с детьми в лес, то я с одной стороны согласна, а с другой – у меня возникают вопросы. Почему я должна ходить в лес именно с этими детьми, а не с другими, например с детьми из детских домов? Отношения выстраиваются, но это всё требует времени. Я лично ничего не хочу с ними делать, я хочу делать то, что хотят они, и что хотят их родители».
«Мне откликнулось то, что сказала Катя про хаос в целом, например в том ПВР, куда мы ездили раньше, все уже было простроено. А здесь во второй половине лагеря было очень много негатива от сотрудников гостиницы, это тоже было очень непривычно. Удивляло, что люди не понимают, зачем мы приехали, и нужно ли нам давать какое-то место и какие-то возможности. Нам дали игровую маленькую комнатку и холл, мы вышли в этот холл, и тут же вышла администрация и сказала, что мы не можем что-то здесь делать, потому что здесь есть офисы… Неудобные бытовые моменты отсутствуют, если ты стабильно регулярно делаешь что-то в одном месте. Если «птица» просто прилетает, то сложно добиться отлаженности…»
«Было много людей, которые выражали свой протест против нашей деятельности – кричали из окон, или спускались к нам и выговаривали. Да, мы шумели, но это детская площадка! Мы спросили детей: «Вы что, весь год так объясняетесь?» - «Нет, мы на этой площадке были только один раз, когда приехали»… В том ПВР детей не отпускали, но весной дети сами начали гулять. Здесь много детей постарше, родители разрешают, но они не могут ответить, почему не гуляли. Может быть потому, что они столкнулись с этой агрессией и боялись прийти…»
Следующий момент для меня связан со смыслами. Когда Саша говорит, что нужно ходить с детьми в лес, то я с одной стороны согласна, а с другой – у меня возникают вопросы. Почему я должна ходить в лес именно с этими детьми, а не с другими, например с детьми из детских домов? Отношения выстраиваются, но это всё требует времени. Я лично ничего не хочу с ними делать, я хочу делать то, что хотят они, и что хотят их родители».
«Мне откликнулось то, что сказала Катя про хаос в целом, например в том ПВР, куда мы ездили раньше, все уже было простроено. А здесь во второй половине лагеря было очень много негатива от сотрудников гостиницы, это тоже было очень непривычно. Удивляло, что люди не понимают, зачем мы приехали, и нужно ли нам давать какое-то место и какие-то возможности. Нам дали игровую маленькую комнатку и холл, мы вышли в этот холл, и тут же вышла администрация и сказала, что мы не можем что-то здесь делать, потому что здесь есть офисы… Неудобные бытовые моменты отсутствуют, если ты стабильно регулярно делаешь что-то в одном месте. Если «птица» просто прилетает, то сложно добиться отлаженности…»
«Было много людей, которые выражали свой протест против нашей деятельности – кричали из окон, или спускались к нам и выговаривали. Да, мы шумели, но это детская площадка! Мы спросили детей: «Вы что, весь год так объясняетесь?» - «Нет, мы на этой площадке были только один раз, когда приехали»… В том ПВР детей не отпускали, но весной дети сами начали гулять. Здесь много детей постарше, родители разрешают, но они не могут ответить, почему не гуляли. Может быть потому, что они столкнулись с этой агрессией и боялись прийти…»
«У нас не получились все общие мероприятия, мы не стали их делать, потому что они были рассчитаны на тот возраст. Возраст оказался очень разбросанный, от 4х до 14, и маленьких детей было много».
«Удалось делать много прогулок. Был такой условный поход – недалеко от гостиницы мы разложили палатку, коврики и спальники, сделали кулинарный мастер-класс с природным вайбом. Был выход в музей на мастер-класс. Лия делала в основном художественные практики, искусство и музыкальный джем. Приезжали ребята и делали жестовый язык».
«Я помогала на Лиином мастер-классе: мы делали паспорта. Детям они очень понравились, но они их использовали не по назначению. Там были очень милые идеи, но они их не заполняли как надо».
«Я по большей части была на подхвате, шла по Аниной программе. Часть моих активностей не получились из-за возраста. Я делала небольшую чайную церемонию, мы пробовали, нюхали чай, трогали пиалки, у меня были чайные фигурки- кит и сом. Я рассказывала про китайские и японские традиции. На глиняном мастер-классе они лепили фигурки. У меня были из Крыма кусочки мха, которые поливаешь, и они раскрываются и становятся живым мхом. Я подумала, что через это мы могли бы соединиться с идеей будущего. Детям понравилось, им нравилсь рассматривать, собирать. Было бы здорово слепить себе пиалки, фигурки, но надо придумать как их обжечь. Двигательный класс не получился из-за возраста и отсутствия пространства, честно говоря я про это не спросила заранее. Еще часть, в которой я участвовала, про знакомство – не хватило холла. Можно привезти чайное деревце, рассказать, как его можно выращивать. Сделать так, чтобы это были не отдельные кусочки мастер-классов, а какая-то общая длинная история, протянутая через лагерь. Например слейк лайн + зарядка на баланс, потом посмотреть фильм об этом…»
«Удалось делать много прогулок. Был такой условный поход – недалеко от гостиницы мы разложили палатку, коврики и спальники, сделали кулинарный мастер-класс с природным вайбом. Был выход в музей на мастер-класс. Лия делала в основном художественные практики, искусство и музыкальный джем. Приезжали ребята и делали жестовый язык».
«Я помогала на Лиином мастер-классе: мы делали паспорта. Детям они очень понравились, но они их использовали не по назначению. Там были очень милые идеи, но они их не заполняли как надо».
«Я по большей части была на подхвате, шла по Аниной программе. Часть моих активностей не получились из-за возраста. Я делала небольшую чайную церемонию, мы пробовали, нюхали чай, трогали пиалки, у меня были чайные фигурки- кит и сом. Я рассказывала про китайские и японские традиции. На глиняном мастер-классе они лепили фигурки. У меня были из Крыма кусочки мха, которые поливаешь, и они раскрываются и становятся живым мхом. Я подумала, что через это мы могли бы соединиться с идеей будущего. Детям понравилось, им нравилсь рассматривать, собирать. Было бы здорово слепить себе пиалки, фигурки, но надо придумать как их обжечь. Двигательный класс не получился из-за возраста и отсутствия пространства, честно говоря я про это не спросила заранее. Еще часть, в которой я участвовала, про знакомство – не хватило холла. Можно привезти чайное деревце, рассказать, как его можно выращивать. Сделать так, чтобы это были не отдельные кусочки мастер-классов, а какая-то общая длинная история, протянутая через лагерь. Например слейк лайн + зарядка на баланс, потом посмотреть фильм об этом…»
«Чай действительно удался. Дети, которые были разновозрастные, которые бесконечно орали друг на друга – вдруг что-то услышали и увидели. На второй – третий день это стало похоже на тот, другой ПВР, куда мы часто ездили. Постепенно началась отдача, может быть это и чайный мастер-класс всех настроил, это же тонкие штуки. Потихоньку стал вырисовываться какой-то центр, они стали слушать».
«Мне кажется, надо было много людей на гуляние. Многие дети хотели гулять, но они разновозрастные, и было сложно. Они вдруг сказали - пошли гулять по этажам! И в процессе одного из таких гуляний мы нашли превосходное место, где можно было бы много всего провести… Это были балконы – огромные, свободные, с прекрасным освещением. Нам их не давали, боялись что дети выпадут… Но думаю если сюда приходить постоянно, они разрешат это использовать».
«Я очень рада, что получился общий поход в детский музейный центр. Аня взяла на себя ответственность, и всех детей отвезли. Они могли это сделать сами, но родители или работают, или они просто не хотят никуда идти. С нами поехала мама этого мальчика с РАС, и она мне сказала: «Как здорово, что вы поехали, но если бы вы не повезли, я бы не разобралась, как это сделать». «Нам далеко, сложно, мы лучше пойдем в магазин». Лагерь связывает детей с местами, куда, к сожалению, родители их не поведут…»
«Моя роль была погулять, чуть-чуть убрать, взять на себя каких-то детей. Для меня этот лагерь - шок контент: родители работают, детей устраивают в кружки, подростков берут на работу… Редко такое бывает. Но все равно не происходит ассимиляции. Для меня хороший показатель был бы, если бы они так же продолжали выходить, и у них выстраивались бы связи, они начинали бы дружить с другими людьми».
«Невозможно находить себе друзей, если ты никуда не ходишь. Надо выходить и выстраивать горизонтальные связи. Хороший пример: пенсионерка, у нее завелась подруга, и она спросила - а можно я приведу на мероприятие местную подругу? Конечно! Или вот к нам ходила девочка, которая не имеет отношения к беженству, она познакомилась с нашими девочками на танцах, говорит это впервые у меня компания, в ПВР так классно!»
«Понятно, что в ПВР им хорошо, они чувствуют себя там безопасно. Но надо чтобы они так же почувствовали себя снаружи. Хотелось бы связать их с людьми снаружи с их интересами. Дети и взрослые должны выходить из ПВР».
«Нужны волонтеры, которые приезжают, если у них появится человеческий интерес к этим людям. Мы не начальники, не подчиненные, мы просто обыкновенные люди. Чем больше народу перебывает в волонтерах, тем лучше. Но пока нет человеческих отношений, мало что возможно. Увлекают только понимание, доверие и равенство отношений».
«Мне кажется, надо было много людей на гуляние. Многие дети хотели гулять, но они разновозрастные, и было сложно. Они вдруг сказали - пошли гулять по этажам! И в процессе одного из таких гуляний мы нашли превосходное место, где можно было бы много всего провести… Это были балконы – огромные, свободные, с прекрасным освещением. Нам их не давали, боялись что дети выпадут… Но думаю если сюда приходить постоянно, они разрешат это использовать».
«Я очень рада, что получился общий поход в детский музейный центр. Аня взяла на себя ответственность, и всех детей отвезли. Они могли это сделать сами, но родители или работают, или они просто не хотят никуда идти. С нами поехала мама этого мальчика с РАС, и она мне сказала: «Как здорово, что вы поехали, но если бы вы не повезли, я бы не разобралась, как это сделать». «Нам далеко, сложно, мы лучше пойдем в магазин». Лагерь связывает детей с местами, куда, к сожалению, родители их не поведут…»
«Моя роль была погулять, чуть-чуть убрать, взять на себя каких-то детей. Для меня этот лагерь - шок контент: родители работают, детей устраивают в кружки, подростков берут на работу… Редко такое бывает. Но все равно не происходит ассимиляции. Для меня хороший показатель был бы, если бы они так же продолжали выходить, и у них выстраивались бы связи, они начинали бы дружить с другими людьми».
«Невозможно находить себе друзей, если ты никуда не ходишь. Надо выходить и выстраивать горизонтальные связи. Хороший пример: пенсионерка, у нее завелась подруга, и она спросила - а можно я приведу на мероприятие местную подругу? Конечно! Или вот к нам ходила девочка, которая не имеет отношения к беженству, она познакомилась с нашими девочками на танцах, говорит это впервые у меня компания, в ПВР так классно!»
«Понятно, что в ПВР им хорошо, они чувствуют себя там безопасно. Но надо чтобы они так же почувствовали себя снаружи. Хотелось бы связать их с людьми снаружи с их интересами. Дети и взрослые должны выходить из ПВР».
«Нужны волонтеры, которые приезжают, если у них появится человеческий интерес к этим людям. Мы не начальники, не подчиненные, мы просто обыкновенные люди. Чем больше народу перебывает в волонтерах, тем лучше. Но пока нет человеческих отношений, мало что возможно. Увлекают только понимание, доверие и равенство отношений».
«Хотелось бы четче понимать, что именно мы хотим сделать? После этого лагеря я начала общаться с проектом «Архидети». Пока есть идея делать мастер классы внутри ПВР, и им она очень понравилась. Но если я еду в ПВР, мне надо понимать четко, какие дети, какой мой план. Если мы приглашаем классных людей – тем более, они мыслят очень конкретно. Нужно иметь хорошую организацию лагеря, время, программа, возраст, материалы и т.д. Если же идеи такой нет, чтобы приезжали профессионалы, если приезжают обычные люди, и чтобы у них был контакт – тогда это другое. Если нужны контакты снаружи – это третье. Надо более узко определить, что мы хотим, и всем двигаться в этом направлении».
«Наш самый лучший результат – когда помощь просто не будет уже нужна, если они начнут жить обычной жизнью детей и взрослых».
«Нужно думать, как организовывать работу дальше. Я думаю, что это лето будет прощальным, что уровень беды настолько сравняется, что не будет так необходимо стараться его скорректировать. Что необходимость в нашей работе исчезнет. Что дети, к которым мы будем приезжать, уже не будут так нуждаться в нашем участии.
В прошлом году каждый раз мы как будто высаживались на новую планету. Мы никогда не знали, что мы будем делать, нужна была просто человечность и слушать. Их никто не слушал, а с ним случилось много плохого. Сейчас у меня такое ощущение, что это градус сильно уменьшился, само время сильно вылечило эту беду. То, что было необходимо в прошлом году, когда в конце каждой смены мы чувствовали, что у детей что-то изменилось, - наше внимание было работой. А сейчас это уже немного как развлечение.
Можно подумать, что мы больше хотим. Я не уверена, что это хорошо: ты получаешь что-то как беженец, а как только твоя жизнь налаживается, ты перестаешь это получать. Я до сих пор вижу истории, которые мы не будем бросать. Мне кажется, что надо просто поездить по ПВР, где мы были, посмотреть что там происходит. Надеюсь, что необходимость такой системной работы окончена».
«Наш самый лучший результат – когда помощь просто не будет уже нужна, если они начнут жить обычной жизнью детей и взрослых».
«Нужно думать, как организовывать работу дальше. Я думаю, что это лето будет прощальным, что уровень беды настолько сравняется, что не будет так необходимо стараться его скорректировать. Что необходимость в нашей работе исчезнет. Что дети, к которым мы будем приезжать, уже не будут так нуждаться в нашем участии.
В прошлом году каждый раз мы как будто высаживались на новую планету. Мы никогда не знали, что мы будем делать, нужна была просто человечность и слушать. Их никто не слушал, а с ним случилось много плохого. Сейчас у меня такое ощущение, что это градус сильно уменьшился, само время сильно вылечило эту беду. То, что было необходимо в прошлом году, когда в конце каждой смены мы чувствовали, что у детей что-то изменилось, - наше внимание было работой. А сейчас это уже немного как развлечение.
Можно подумать, что мы больше хотим. Я не уверена, что это хорошо: ты получаешь что-то как беженец, а как только твоя жизнь налаживается, ты перестаешь это получать. Я до сих пор вижу истории, которые мы не будем бросать. Мне кажется, что надо просто поездить по ПВР, где мы были, посмотреть что там происходит. Надеюсь, что необходимость такой системной работы окончена».
