Второе отличие этой смены – на той же базе было еще два лагеря, и жили обычные отдыхающие. Дети из Украины и России бегали по одной территории, но между ними к сожалению совершенно не установилось контакта – отчасти из-за организационных проблем, отчасти из-за позиции взрослых, это стало моделью сложной адаптации беженцев в местных сообществах.
Несмотря на эти сложности, «Свободная птица» отлично взлетела и здесь! Лето, речка, зелень, велосипеды, котики, костер, кулинария, математика, гитара, разговоры по душам! Подробности и размышления на тему читайте в интервью команды Ани Боклер.
Мы стараемся не рассказывать личных историй и не публиковать личных фото участников лагерей для защиты персональных данных. Зато мы приводим фрагменты рассказа команды в виде прямой речи, которая создает эффект присутствия и позволяет хотя бы немного почувствовать, что мы делаем, и как наши планы и концепции сталкиваются с реальностью, которую никто из нас раньше даже не представлял.
Команда и место
«Наша команда сбилась в рамках чата до смены. Были люди с достаточно разным опытом.
У нас было много взрослых - 8 ведущих на 11 детей от 3 лет до 12 лет. Мы до последнего думали, что едем к 37 детям, но они неожиданно уехали прямо перед нашим приездом. Мы не знали об этом из-за недопонимания с руководством ПВР... В конце нашей смены уехали и оставшиеся дети».
«Дети были в основном из Донецка, Макеевки и сел рядом, из Мариуполя. Они все отлично знали друг друга и провели много месяцев вместе, общались семьями. Они уехали в другие города России, например кто-то перебрался в Краснодар, а многие вернулись домой, в Донецк. Их ждут, возможно, обратно».
«Условия там хорошие, это небольшие коттеджи на несколько семей».
«Из этого места проистекает некоторая благостность атмосферы: дети живут на природе в свободном полете, там есть стоянка с набором велосипедов. Для многих мальчишек это классно – не ходить, а ездить везде. Они четко знают время, когда им надо сходить поесть, а в остальное время у них вольница. Некоторые находятся там почти пять месяцев, но им нормально. С грустью вспоминают школу, куда уже пришлось сходить весной. А летом хорошо. У них в целом нормальное лето».
«Это не сам по себе ПВР, это база, где есть спортивный лагерь, отдыхающие с семьями. Изначально мы договорились, что в таких обстоятельствах не будет разделения, и мы будем проводить лагерь для всех вместе. Но сначала к нам пришли только отдыхающие, и мы изменили подход. Мы прицельно через администрацию узнали, где живут беженцы, ходили прицельно к ним, общались с ними, клеили расписание на столбы рядом с их домами».
«Просто сначала мы не уточнили, не разобрались, что беженцы не в курсе, что мы приехали, они не были оповещены. Когда они узнавали, то все были рады принять участие».
«Несмотря на то, что они могут посещать заявленные общие активности этого места, многие дети, когда они начинали перечислять своих врагов, называли почти всех детей из спортивного лагеря. У них было негласное противостояние. Поэтому им было максимально в тему, что хотя бы последнюю неделю кто-то приехал адресно к ним.»
«Да, фактически на одной площадке были спортивный лагерь, отдыхающие и беженцы, причем «наших» было меньше. Это приводило к сегрегации. Например, местные аниматоры сделали мастер - класс по изготовлению круассанов, вход был как будто открытым, но как только на него пробовал пойти кто-то от нас, ему говорили, что нужна запись».
«У детей есть какой-то коллектив, а отдыхающие приехали – уехали».
«На костре одна из женщин сказала, что они не хотели бы иметь один костер с беженцами. Мы сделали отдельный мангал в беседке, и было даже лучше - мы собрались только нашей группой в беседке и познакомились».
«Мы стремились себя позиционировать как классный лагерь, который пустит и других, но у других не было такой позиции. Это было грустно, но показалось, что дети, которые это слышали, уже привыкли к такому».
«Да, они там бегают на одной территории, но не общаются между собой».
«Про костер хочу пояснить – эта женщина, которая сказала что не хочет с беженцами, она была не главной. Это был лагерь музыкальной школы гитаристов, и они были со своей учительницей, классной руководительницей, и все оказались в недоумении. Просто произошла нестыковка по времени… К тому же мы жарили со своими детьми маршмелоу, а они жарили сосиски, но Аня блестяще разрулила эту ситуацию».
Дети
«С 6-летними я играла в то, во что обычно играю с 3-4 летками. Простецкие вещи, но это именно тот контакт, который им сейчас не очень обеспечивает их семья. При этом неважно, были ли это дети из Донецка, или к нам приходили отдыхающие. Точно так же, как с детьми из Украины, мы с девочкой из соседнего корпуса обсуждали процесс так, как с ней этого не делал никто другой. Так же точно и донецкие дети – им был приятен процесс, когда с ними рисуют мелом, поддерживают их придумки…
Мы немножко были родителями. Каждому ребенку нужен вот такой заинтересованный в нем взрослый».
«Такой проблемы не было, что кто-то не хотел к нам ходить. Проблемы контакта не было. Просто сначала они не совсем понимали, кто мы. «Где подарки?» - было лейтмотивом. Но они с удовольствием к нам приходили и быстро прикипели. Стали говорить «А что сегодня будем готовить?», «А свечка где?» и т.д.»
«Хочу максимально согласиться с тем, что не было никаких проблем ни с родителями, ни с детьми, все они передавали спасибо, приходили сами и участвовали».
«Была проблема с кулинарным мастер-классом… У меня это даже вызвало вопросы про этичность… Дело в том, что у многих людей с марта не было денег. В самом ПВР питание не обильное и не разнообразное. Вернее, питание там нормальное, но не для детей. А они все хотят есть что-то сладкое и необычное. Они видели, что у отдыхающих есть какие-то сладости, и было непонимание , почему им дают, а нам нет… Да, было разное меню – у отдыхающих были снеки и т.д., а у беженцев нет. Даже 3-4 летние говорили: у отдыхающих бывают «прохлада» в синенькой упаковке, печенье, а беженцам не положено …
И вот, мы делали торт из самых простых ингредиентов, туда пришли их родители, и доходило до того, что взрослые и у детей, даже у чужих, забирали ингредиенты и съедали. Дети и сами очень оголодавшие в плане того, что если что-то есть, то это надо схватить… Но потом они успокоились и больше включились в процесс».
Что делали
«У нас получалось большую часть времени выдерживать две параллели занятий. Общее мероприятие – игра или квест - проходили немного сложно, потому что их было всего 11 и разного возраста. А вот параллельные занятия шли хорошо. На мастер-классы удавалось приходить другим преподам, помогать младшим».
«Я везла с собой всякие идеи, материалы на все случаи жизни, для младших, для побольше… Я взяла несколько тем, реквизит для сказок. Мы могли обеспечить активностями человек 30, все заправились с запасом».
«Когда мы в зуме обсуждали, мы придумали даже тематику дня – день кино, день общества и т.д., придумывали шикарно! Но мы сразу договорились, что не будем цепляться за свои идеи и будем действовать по ситуации. В итоге получилось сделать несколько мастер-классов, где была хорошая атмосфера обучения.
Для меня аниматор – это слово со сниженной лексикой, может быть это мои заморочки. Но я и в летних лагерях себя позиционирую как педагог, и пытаюсь вести себя как педагог. И дети, удивительно, это отследили и поняли.
Я могу помочь довести дело до конца. Им было приятно, что изготовлен веер, или лабиринт, или оригами рыцарь с магнитиками, и это будет игра, этим можно пользоваться. Вообще полезное дело – рукодельничать для того, чтобы потом остался след».
«Игры шли сложно, но футбол, народные игры, танцы, несколько танцевальных кругов получилось. В целом дети понимали, что с нами можно разделить совместный труд, и просто поболтать.
Они говорили: «Классно, что хотя бы наша последняя неделя в ПВР пройдет хорошо, нам теперь есть что делать».
В последний день они решили сделать собственный мастер класс».
«Чата мы не делали, в первый день нас пригласили в донецкий чат, мы там написали, кто мы, что мы делаем. Многие там поставили лайки, но я не знаю, те же ли это люди, которые потом к нам пришли. Их чат строится по бытовым вопросам. Да, он донецкий, но из Мариуполя была одна большая семья, и там у родителей не было никаких гаджетов».
«Мы сделали вместе с Аней кулинарный мастер - класс, потом я проводила вязание для детей.
Их было немного, сначала не очень воодушевленные, потому что они не знали продуктов, не понимали что будет, не знали что такое финик… Мы делали конфеты – походный вариант, я привозила блендер, мы использовали пространство клуба, и там был бар».
«Торт был бомбический, и на нем было очень много людей! Сначала они не очень понимали, но когда попробовали кусочек того, что получилось, то включились все. Кулинария – это то, чего они ждали, то чего они просили».
«Я хотела им рассказать про питание, и я немного рассказала, но это конечно не тот возраст, поэтому я включила Смешариков. У меня было подготовлено структурное занятие, но им больше нравится что-то есть. Хотя нет, в какой-то момент мы спросили, и были ответы - делать».
«Еще один мастер класс - мы делали открытки, там были в основном отдыхающие, и девочка из ПВР, у которой были сложности с работой руками».
«Мы сделали «ТВ шоу», которое здорово закрутилось. Придумали игру, здорово сделали, с включением цифровых технологий, экрана, они могли выбирать вопросы… Может быть в дальнейшем они вспомнят это, как вместе радовались успеху своей команды. Конечно, младших мы подтягивали к этому формату, но ради старших это было интересно. Если бы мы собрали массовую аудиторию, шоу было бы возможно успешнее, а вот личного подхода не получилось бы».
«Если бы мы даже смогли делать общие дела, то это уменьшило бы штучность, индивидуальный подход».
«В последние дни к нам приходили те, кто к нам лично прикипел».
«Вася прямо декларировал, что может помочь с математикой тем, кто плохо в школе понимает. Были варианты – пойти что-то клеить, или пойти заниматься математикой, и к нему шли. Он делал конструктор из пластилина и зубочисток - это развивает! Тот же Костя к нему приходил, и я потом с его мамой говорила, что ребенок одаренный, и можно ориентироваться на это в плане профориентации».
«У нас был потенциал гораздо больше, чем мы смогли отдать - это жалко. Но вот например Катя адресно позанималась как логопед, поставила несколько звуков ребенку».
«Да, в ПВРах я почему-то только через три дня нахожу детей, которым ставлю звуки. Жаль что я не нахожу их в первый день! Было так: дети слились с кружка вязания, но пришла мама, и мы с ней вязали котика, и она мне рассказала, что им обещали психолога и логопеда… Я позанималась с ее ребенком, поставила звуки, но не автоматизировала ничего. Может быть вспомнит, но вообще я взяла ее телефон, и если удастся организовать дистанционные занятия, если она найдет ноутбук и связь… Очень хорошая девочка».
Какие задачи мы решаем
«Я пока сама досконально не поняла, зачем прошел этот лагерь. Она деталь, которая субъективно мне показалась важной - для детей это выход из стагнации и возможность обсудить какие-то вещи со взрослыми из другой среды».
«Боевые действия, свидетелями которых они были… Им было важно рассказывать. У них появились на какое-то время взрослые, с которыми можно было все обсудить».
«Посмотреть глаза в глаза, чему-то научить, что-то объяснить… И даже та девочка, которая сначала удивила нас беспомощностью - в конце она могла уже что-то делать, прекрасно рисовала красками».
«Дети учились играть. Сначала давались не особо игры по правилам, потому что они их нарушали. В игре ценны правила, тогда она заработает - мы потихоньку этому учили, например «мы ведем свечку так-то и так-то». Микродозы границ – это ценность для детей».
«Просто движуха, мы улыбаемся! Плюс маленькие шажочки взросления в границах».
«Для меня лично решилась такая задача – желание помогать конкретизировалось в реальных действиях. Можно много чего делать, финансово и т.д., а тут видишь конкретно глаза девочки Даши, с ней можно просто разговаривать, это будет твой путь».
«Мы их провожали, они уезжали раньше, провожали как своих родных, волнуюсь за них. Боязно за них, как они в Донецке? Они уехали на автобусе с надписью «Дети», и было такое ощущение, что они едут на войну. Страшно за них».
«Для меня это было про человеческий контакт и безопасную среду. В их мире этого очень мало, это такой островок безопасности, принятия и тепла и близости. Это терапевтично и очень нужно».
«У нас получился практически индивидуальный подход, и это даже очень хорошо, и именно этим детям повезло».
«У меня довольно сильная разница ожидание – реальность. Я готовилась к сильной нагрузке, но по итогу использовала 10 процентов, и то как будто случайно.
То, с чем я ехала, очень отличается от того, что оказалось нужно. И мне понадобилось время, чтобы не пытаться все-таки реализовать то, что я планировала. Все мои умения- это было как бы овер квалифайд. Нужно было другое, и я решила: «Ок, я просто буду взрослым, на которого можно опереться».
Это было заметно в первые дни, когда они тестировали границы. Или наоборот, когда тревога стала сочиться из девочки под конец смены… Вся эта история строится на том, что мы классные взрослые, на которых можно опереться».
«Это про комфортную зону, направленное внимание. Это взрослый, который умеет, и готов и хочет, и он заинтересован в ребенке».
«Тебе конфет не дают - а приезжают классные взрослые. Они могут и связать и слепить. Но первый пласт - что это просто люди, взгляд которых направлен на тебя».
«В результате в этом лагере получилась ситуация, которую мне всегда хотелось бы сделать – чтобы каждому ребенку хватало внимания».
«А еще я, конечно, переживаю за детей, которые уехали…»
«Я грузила эти вещи, мамы в заторможенном состоянии… Мама, которая вязала с Катей, – у нее трое детей, мальчик 18 лет, но все вернулись домой, по каким-то своим причинам… У каждого человека есть какая-то своя большая трудная жизнь. И они наверное как-то справятся…»
Финансовый отчет о смене и чеки на покупки для лагеря